ПОСЛЕДНИЕ ДНИ СУПЕРМЕНА
                                                                                Эдуард Лимонов


     

     ≈ Ну что? ≈ спросил отец презрительно. Он отошел к окну, отодвинул рукой грязную занавеску и взглянул на темную улицу. Только надпись ⌠Diskos■, все же узнаваемая, хотя и зеркально перевернутая в стекле, освещала улицу кровавым светом.
     ≈ Вот где ты приземлился... ≈ презрительно констатировал отец, задернул занавеску и повернулся к Генриху. Он был одет в двубортную офицерскую шинель со множеством пуговиц, талию его стягивал полковничий ремень, портупея была пропущена под золотым погоном, справа на боку висел отцовский ⌠ТТ■ в кобуре, слева ≈ на коротких помочах полковничий кортик. Парадная форма. Отец выглядел очень красивым, воинственным и серьезным. Генрих полюбовался своим отцом и впервые пожалел, что он, Генрих, никогда не будет так выглядеть. Странным в наряде отца была только шапка ≈ шапка была розовая и светилась изнутри, излучая бледно-розовый свет в квартиру Генриха.
     ≈ Бежал-бежал, ≈ сказал отец, скрестив руки на груди и укоризненно глядя на Генриха, лежащего в спальне, ≈ дверь в спальню была открыта... ≈ и так никуда от себя не убежал. Ты помнишь, это тебе говорила мать когда-то, ты первый раз убежал тогда из дома: ⌠От себя, сынок, не убежишь■. Прошло тридцать лет, теперь ты знаешь, что мать была права.
     Отец замолчал и подошел к железному остову шоффажа, откуда на него мелко-мелко мигала ярко-красная кнопка, шоффаж набирался ночью с помощью уцененного ночного электричества, чтобы днем обогреть средневековую квартиру Генриха Блудного сына.
     ≈ Что это за сооружение? ≈ спросил отец брезгливо и протянул руку к печке.
     ≈ Электрическая печь, ≈ заискивающе сказал Генрих. ≈ Внутри дюжина специальных кирпичей с вделанными в них спиралями. Аккумулируют тепло, а потом днем тепло выгоняется из печи с помощью вентилятора.
     ≈ Фу, ≈ брезгливо сказал отец. ≈ Что же, у них нет центрального отопления?
     ≈ Нет, ≈ сказал Генрих. ≈ Все отапливаются, кто как может. Даже керосином. В богатых домах, впрочем, все выглядит куда цивилизованнее.
     ≈ Ты постарел, ≈ сказал отец, вглядевшись в Генриха. ≈ Полно седых волос... Впрочем, не очень постарел, не облысел, как я. У тебя волосы, как у твоей матери. Неужели тебе уже 45? Постарел, ≈ повторил отец и положил руки на шоффаж. ≈ Холодно у тебя, ≈ сказал он озабоченно.
     ≈ Дом потому что старый, средневековый, ≈ оправдательно промямлил Генрих и сел в постели. ≈ Пап... ≈ начал он и остановился.
     ≈ Что? ≈ спросил отец и потер руку об руку. ≈ Холодно, холодно у тебя, ≈ повторил отец странным голосом, словно боялся сказать что-нибудь другое. ≈ Холодно в квартире блудного сына, ≈ произнес он. ≈ Где твоя жена? ≈ спросил он...
     ≈ Ты же знаешь... ≈ запнулся Генрих.
     ≈ Где твои дети? ≈ продолжал отец. ≈ Где твой очаг? Где мы ≈ твои отец и мать? Где твой стол и твоя семья? ≈ Отец замолчал. ≈ Один ты... Тебе не страшно? ≈ вдруг спросил он Генриха.
     ≈ Страшно, пап... ≈ признался Генрих. Розовая шапка отца вдруг пролила в квартиру еще больше света. Знакомой переваливающейся походкой прошелся отец по комнате, спустился по двум деревянным ступенькам в living-room*, постоял там, оттуда слабо светила его шапка. Вернулся, сапоги крепко стукнули о дерево ступенек.
     ≈ Пап, почему ты в шапке? ≈ спросил Генрих. ≈ Ведь вы еще не перешли на зимнюю форму. Только после октябрьских ведь...
     ≈ Помнишь, ≈ сказал отец удивленно. ≈ Я думал, ты все забыл... ≈ И, не отвечая на вопрос Генриха, вдруг сам спросил его саркастически: ≈ Ну что, сынку, помогли тебе твоя ляхи? ≈ И встал опять у окна, расставив ноги в армейских сапогах, от начищенных от них исходили блики, а руки отец скрестил за спиной...
     ≈ Не имеешь права, ≈ сказал тихо Генрих. ≈ Я никого не продал, я сам по себе. И это моя жизнь...
     ≈ Не продал... не продал... ≈ задумчиво сказал отец. ≈ Себя, может быть, продал? ≈ полувопросительно сказал он. ≈ Может быть, себя... ≈ и замолчал.
     ≈ Пап, как ужасно, ≈ сказал Генрих тихо, ≈ у нас никогда не было времени сесть и поговорить, и понять, может быть, друг друга... Мы так никогда и не поговорили. Я даже недавно подумал, что совсем не знал тебя, кто ты, что ты за человек. То я был маленький, и ты всегда был на войне, потом на службе или в командировках... или в штабе.
     ≈ Да, ≈ сказал отец глухо, ≈ ты прав, времени у нас было немного...
     ≈ Потом я был занят ≈ первые девочки, первые хулиганства... потом мы так ругались, я убегал из дома, ты меня выгонял из дома...
     ≈ Может быть, в другом рождении, ≈ глухо сказал отец. ≈ Поговорим...
     ≈ А вдруг мы не узнаем друг друга, ≈ прошептал Генрих. ≈ Мы уже не будем отец и блудный сын, может быть, у нас будут иные роли.
     ≈ Нужно будет внимательно присматриваться в другом рождении, ≈ так же глухо сказал отец. ≈ Смотри в оба, ≈ и усмехнулся нерадостно.
     ≈ Ты знаешь, пап, я ведь тебя люблю, ≈ и затих, стараясь не расплакаться, Генрих Супермен не имел права плакать. ≈ И всегда любил. Это ничего, что мы разные... И у меня твоя походка. И упрямый я, как ты.
     ≈ Ладно, чего там, ≈ сказал отец, и, сунув руку в карман шинели, вынул знакомый Генриху клетчатый платок, большой отцовский носовой платок, высморкался в него... Потом сказал: ≈ И я тебя люблю. И мать тебя любит. Пусть блудный сын, но сын, родной. ≈ И опять высморкался. ≈ Плоть от плоти, кровь от крови...
     ≈ Я думал ≈ это нонсенс, кровь от крови, ≈ тихо сказал Генрих.
     ≈ Баб бы лучше вспомнил, ≈ сказал отец. ≈ Вон в войну орали над убитыми: ⌠Кровиночка ты моя, сокол ясный...■ А ты сомневаешься. Дурак еще ты, ≈ сказал отец.
     ≈ Я суп ем, ≈ вдруг объявил Генрих. ≈ Как мать велела. Чтоб язвы не было.
     ≈ Хоть в этом мать слушаешь, ≈ усмехнулся отец. ≈ Хоть это усвоил...
     Отец опять в молчании прошелся по прихожей, она же обеденная комната Генриха Блудного сына, опять сошел в ливинг-рум, постоял там тихо, как бы запоминая, и вернулся.
     ≈ Что ж живешь-то один, грустно небось... Жизнь-то уходит. ≈ Отец помолчал. ≈ Жену бы завел, детей нарожал, хоть чуть бы человеческого счастья сподобился, хватит уж эксперименты над своей жизнью устраивать...
     ≈ Может, и заведу, ≈ сказал Генрих неожиданно для себя. ≈ Есть у меня одна... ≈ Он запнулся, потому что не знал, как назвать Алиску, то ли девушкой, ну уж не женщиной же... и остановился на девушке. ≈ Одна девушка. Молодая только очень. Шестнадцать ей лет только, ≈ прибавил он Алиске полгода...
     ≈ Ничего, что молодая, ≈ сказал отец. ≈ Лишь бы хорошая была. Я на твоей матери когда женился, ей восемнадцать всего было. А в девятнадцать лет уже ты у нас появился. К сожалению, больше детей иметь ей врачи не позволили. Молодая даже хорошо, ≈ повторил отец. ≈ Когда девушка молодая, то жить с ней весело... Русская? ≈ спросил отец.
     ≈ Нет, англичанка.
     ≈ Рыжая небось? ≈ усмехнулся отец. ≈ У меня была одна, когда в Берлине служил, из английской зоны, докторша. Та была рыжая. Мать твоя, конечно, никогда не узнала. ≈ Отец хмыкнул.
     ≈ У меня ≈ желто-зеленая, ≈ почти весело сказал Генрих.
     ≈ Сумасшедший, как всегда, ≈ хмыкнул отец. ≈ Неисправим. Но в голосе его уже не звучали ни презрение, ни осуждение. ≈ Пора мне, ≈ сказал отец. ≈ Помни, на всякий случай, что ты ≈ сын русского офицера, что у тебя были родители и была твоя страна. Ты не человек ниоткуда. Может быть, тебе это пригодится... Если уж совсем плохо станет.
     ≈ Да, пап, буду помнить.
     Отец поднял руку и снял шапку. Через мгновение в прихожей уже никого не было. Только все так же отражалось в стекле выведенное кровью ⌠Diskos■.